Отклонения в развитии с эзотерической точки зрения

Дамы, а давайте с другой стороны?..

На лицо вопиющий непрофессионализм психолога!
Психологи вообще-то существуют чтобы помогать своим клиентам проблемы решать... а не обострять до крайности.
Потому как эту обостренную проблему придется решать именно отцу семейства... тем или иным способом.

Например эту психологию далеко-далеко...
В идеале, при жене со скандалом и матом. Чтоб у жены от психолога остался только яркий негативный образ.
Ведь если она, профессионал, не понимает что решается здесь всё именно на эмоциональном уровне, то большего она просто не заслуживает!
Я ни разу не специалист по психологии, но "со своей колокольни" вижу ситуацию так, что первый вопрос от меня к клиентке бы был, почему она не обращается в полицию, если считает, что муж хочет убить сыновей? Или не решает ситуацию как-то иначе, быстро и радикально? И мне бы был очень интересен ответ.
 
Катерина Мурашова

Семья с проблемами предлагает взаимовыгодное сотрудничество

Когда на прием приходит многодетная семья с целым букетом проблем, от инвалидности до наркотиков, психолог не знает, за что сперва браться. Но оказывается, у них все не так плохо. Почему — рассказывает Катерина Мурашова

dfb1557a9cb3f5eaf14d9139f6c534be271e954385c8eb1cbfca79f8abcb69fc.jpg


Иллюстрация: Рита Морозова

— У тебя шарф есть? И в чем тогда проблема? Если будет слишком выкобениваться или приставать к кому, просто привяжешь ее к стулу и сам на него сядешь.

Я в некоторой растерянности обозрела коридорный пейзаж перед моим (весьма небольшим по площади) кабинетом.

Сумрачный юноша лет 15–17 в шарфе с зенитовской символикой держал за руку визжащую и вырывающуюся девочку лет семи с явными признаками то ли отставания, то ли нарушения развития. Мальчик лет одиннадцати, присев, стучал по основанию ряда железных стульев каким-то сложным, складным универсальным инструментом. Почти задевая ногами его лицо, девочка в розовых колготках читала большую книгу про принцесс с диснеевскими картинками.

— Уйми своего брата! — кричала полная женщина высокому и очень худому мальчику постарше. Мальчик невозмутимо смотрел в стену мимо нее и шевелил губами.

Еще две посетительницы с детьми возмущенно переговаривались между собой, выразительно указывая пальцами.

Женщина в длинной свободной юбке с нашитыми на нее бусами и бахромой, отдав распоряжение юноше с шарфом, задумчиво рассматривала объявление логопеда на двери моего кабинета.

«Если они все ко мне, то я пропала!» — мысленно сформулировала я.

— О, Екатерина Вадимовна, здравствуйте! — увидев меня, оживленно поздоровалась женщина. — Наконец-то вы пришли. Я — Полина.

— Очень приятно.

— Мы, наверное, их всех к вам запускать не будем, иначе они там все разнесут. (Я облегченно вздохнула, попутно лицемерно посочувствовав людям в коридоре, ожидающим приема к другим специалистам.) Возьмем вот только Кузьму, наверное (кивок на худого мальчика) — он все равно глухой, чтоб к нему не приставали. Остальные — отобьются.

Я кивнула (а что тут скажешь?).

Полина поманила Кузьму пальцем. Он тут же среагировал, обошел как неодушевленный предмет возмущенную полную женщину и вслед за матерью зашел ко мне в кабинет.

— Вы знаете, я в него с самого начала была просто безумно влюблена! Просто безумно, ну, так, как это возможно только в юности, вы понимаете? — усевшись в кресло, сказала Полина. — Меня это саму пугало. Я даже вышла замуж за другого, родила ребенка, но потом все равно… Видимо, судьба. А он, представьте, сошел с ума и повесился. Каков облом, а?

Я почувствовала, что почва окончательно уходит у меня из-под ног. Чтобы хоть как-то собраться, попыталась мысленно составить реестр возможных причин Полининого ко мне обращения, но тут же сбилась со счета и запуталась.

— Полина, вы можете рассказать последовательно? — почти жалобно попросила я. В этот момент мне показалось, что глухой Кузьма (он, выпрямившись, сидел на стуле и внимательно наблюдал за нами обеими) смотрит на меня с сочувствием.

— Да конечно могу! Сейчас! — бодро воскликнула Полина. — На самом деле там все просто.

История Полины после ее оживленного рассказа представилась мне так.

Полина закончила престижную физико-математическую школу. Еще в школе влюбилась в мальчика-одноклассника по имени Артур. Артур в школе считался из самых одаренных даже среди их отобранного контингента, все время, даже на переменках и на загородных выездах, решал задачи, в девятом классе выиграл какую-то международную олимпиаду. Полина не была математической звездой, но поскольку девочек там вообще было мало, а характер у нее был бойкий и общительный, тоже являлась фигурой значительной и заметной.

Отношения Артура и Полины с самого начала были неровными — он то допускал ее до себя, и они как бы «встречались», то отталкивал с формулировкой «мне вообще все это не нужно, неужели ты не понимаешь?! Иди отсюда и будь счастлива!» Полина бесилась и однажды даже разбила Артуру голову мешком с уличной обувью. Артур стоял не шевелясь, по лбу и скуле текла кровь, математически двинутые одноклассники замерли от сложного борения страстей, происходящего в непосредственной от них близости.

После школы Полина вслед за Артуром поступила на физфак. Хотела «быть всегда вместе», видеть каждый день. Артур сказал: решай сама, это твоя жизнь.

После второго курса университета Артур, никому, в том числе и Полине, ничего не сказав, забрал документы и поступил в духовную семинарию. Полина психанула, срочно, явно в отместку, вышла замуж за подвернувшегося аспиранта и родила от него сына Максима. Позвонила Артуру прямо из роддома. Хотела укорить, позлорадствовать. Но, как всегда с Артуром, ее ждала неожиданность. Артур ее звонку и новостям явно и искренне обрадовался, даже воодушевился, прямо на следующий день пришел поздравить, выглядел спокойным и умиротворенным: и я, и Господь — мы оба так рады за тебя! Смотрел на ее новорожденного сына с непритворным умилением и на нее — с любовью (она не могла перепутать).

Господи, в один миг поняла Полина, все было ошибкой! Я люблю и всегда любила только его!

Брак с аспирантом не задался. Расстались в общем-то мирно, Полина чувствовала свою вину и старалась идти на все возможные компромиссы.

Сейчас отец Максима живет в Калифорнии, у него там другая семья и еще два сына. Его жена итальянка, и кажется, у них все хорошо.

Полина пошла к Артуру и сказала: вот я! Артур сказал: ну что ж, значит, так рассудил Господь.

Артур хорошо и внимательно относился к Максиму и очень хотел своих детей. Полина рожала для него. Он говорил: когда новая душа приходит в мир нашим с тобой посредством, Господь говорит мне: это хорошо, это правильно! — и наступает успокоение. Тогда Полина еще не знала, что «господь говорит мне» — это отнюдь не метафора. Несмотря на беременности, роды и прочие хлопоты, Полина умудрилась-таки окончить университет, получить диплом и даже устроиться на работу. Артур, будучи уже рукоположенным священником, ее поддерживал: это правильно, никто, кроме Господа, не знает, как повернется.

Все было действительно зыбко.

Одно время Артур много пил. Говорил: чтоб отключиться на время. Она, опять беременная, орала на него, колотила чем попало: тряпка! Слабак! У тебя дети! Твой Господь тебя презирает! Артур покаянно кивал, соглашался.

Потом врач объяснил ей: Артур был болен давно. Он переживал галлюцинации, слышал голоса, но, обладая мощным, развитым интеллектом, не сдавался и искал им объяснения. В какой-то момент ему показалось, что религия все объясняет. Была ремиссия. Впоследствии алкоголь тоже был попыткой отвлечься, отогнать нарастающие тягостные переживания. Судя по всему, Артур был сильной личностью и боролся долго. Но в конце концов спустя много лет все стало очевидным. По настоянию родителей Артура (Полина как раз родила и находилась в роддоме) его поместили в больницу, там довольно быстро разобрались с диагнозом и назначили лечение.

На таблетках Артур прожил еще три года. Жаловался жене: понимаешь, это уже не я. Господь меня не узнает. Я сам себя не узнаю. У меня голова как будто серой ватой набита. А ты, дети — вы меня узнаете?

— С трудом, — отвечала честная Полина. — Но что ж поделаешь, если все так обернулось? Живем дальше.

В конце концов Артур оставил письмо со словами любви и просьбой простить за все (это выглядело противоестественно, но создавалось полное впечатление, что письмо написано абсолютно нормальным человеком, умным и ироничным Артуром из далекого прошлого) и покончил с собой зимним вечером на старой даче своих родителей. Нашли его тело лишь три дня спустя.

Теперь дети.

У Зои органическое поражение головного мозга, умственная отсталость (видимо, алкогольный период у отца).

Максим прошел уже, кажется, все подростковые закидоны — уходы из дома, скандалы дома и в школе, пиво, энергетики, сигареты с анашой и какие-то таблетки. Сейчас волна немного откатила — видимо, уже просто все попробовал, надоело.

Константину ставят синдром Аспергера.

Кузьма глухой. Как я поняла, не совсем с рождения, оглох после какой-то тяжелой болезни в раннем детстве.

— Но сейчас же, кажется, глухим детям ставят эти, импланты… Почему же вы…?

— Максим ему сказал, что в нашем дурдоме лучше ничего не слышать и быть глухим. Лично он, Максим, не отказался бы. Кузьма посмотрел и ему поверил…

— Но как это может быть?! У Кузьмы и Максима всего-то года три-четыре разницы! Импланты ставят маленьким. Когда же мог состояться этот идиотский разговор?

— Кузьма — приемный ребенок.

— О господи… Расскажите.

— Мы с Зоей были на празднике для всяких инвалидов. Меня эти праздники бесят, но Зое вроде нравилось. Там были дети из интерната. Я сразу Кузю приглядела, потом спросила Артура, он сказал: конечно, да, даже и думать нечего, это Господь тебя направил.

— Но почему же именно Кузьму? Как это случилось?

— Да он был такой худой и тихий — вот именно то, что надо. — Но, Полина, мне кажется, со слухом Кузьмы надо все-таки что-то делать! Если есть хоть малейшая возможность, вы же многодетная семья, для вас наверняка есть всякие квоты…

— Не надо, — вдруг чуть глуховато, но вполне внятно сказал Кузьма. — Я так привык.

Я вздрогнула от неожиданности, но потом поняла, что Кузьма читает речь по губам — я несколько раз за жизнь такое уже встречала.

— Но это же существенно ограничивает твои возможности в будущем.

— Нет. Я уже все решил. Я стану ветеринаром. Но не по кошкам или собакам — там надо слышать, да. Я буду по рыбам, земноводным и рептилиям. Они в основном молчат, но их тоже лечить надо.

— Вы не представляете, какая хрень у нас дома все это время живет! — темпераментно воскликнула Полина. — И это ведь только ему, глухому, кажется, что они молчат! Одни кормовые сверчки чего стоят…

— Стрекотание сверчка создает уют в доме — так папа всегда говорил, — улыбнулся Кузьма.

Полина улыбнулась ему в ответ и было видно: они совместно вспомнили что-то хорошее.

Я между тем вернулась к своему гаданию: с чем же Полина пришла ко мне?

— Стимуляция развития Зои?

— Социальные сложности Кузьмы?

— Подростковые закидоны Максима?

— Эмоциональные нарушения у Константина?

— Страх за наследование шизофрении?

— Выгорание от всего этого у матери?

Додумать я не успела. В коридоре раздался дикий металлический грохот и громкие ругательства. Мы с Полиной разом вскочили и выбежали из кабинета. Кузьма проводил нас удивленным взглядом.

Как выяснилось, рукастый упорный Константин раскрутил-таки целый ряд железных стульев. Кто-то на них сел и все обрушилось. Мы убедились, что существенно никто не пострадал, Полина извинилась, рявкнула на детей:

— Никто из вас из поликлиники не выйдет, пока не соберете все обратно!

— Я лично тут ни при чем! — фыркнула девочка в розовых колготках.

— Я сказала — никто!

Девочка демонстративно вздохнула, захлопнула книжку и стала подавать брату какие-то болтики, которые уже сосредоточенно собирала ползающая на карачках вокруг Зоя. Мы с Полиной вернулись в кабинет, где нас ждал невозмутимый Кузьма.

— Все живы? — спросил он. Полина кивнула.

— А с чем же вы ко мне? — поинтересовалась я наконец.

— С предложением о сотрудничестве.

Я откинулась в кресле и помассировала виски.

— Излагайте!

— Думаю, вам будет забавно узнать, что все мои дети учатся практически на круглые пятерки.

— Мне забавно, — искренне уверила я. — А где они учатся?

— Зоя в коррекционной школе, Максим в техникуме, Кузьма в школе для глухих и слабослышащих, Константин и Милена в той школе, которую закончили мы с их отцом.

— Розовая девочка — отличница в специализированной физико-математической школе?! — изумилась я.

— Именно. Одаренности ноль, берет задницей, из зависти к брату, упорная, как триста китайцев. Сто раз предлагала ей перевести ее в обычную школу во дворе, всем бы нам полегчало — не соглашается.

— Вы работаете и, конечно, не занимаетесь ни с кем из них?

— Зое во всем помогает Милена (Зоя называет сестру «мама два ноль»), Константин объясняет математику и физику Милене, Кузьме и Максиму. Максим пишет сочинения для Кузьмы и Константина. Кузьма всем объясняет биологию и географию и делает задания и проекты.

— На кого учится Максим?

— На менеджера гостиничного бизнеса. Он говорит: раз уж мне не угрожает наследственная шизофрения и я что-то слышу, могу себе позволить работать с нормальными людьми.

— Ага, поняла.

— Я работаю по специальности, мой круг — ученые, а также люди, ушедшие из науки в бизнес, в чиновники и всякое такое.

Значит, вы понимаете: у всех вокруг мало детей, много амбиций и вытекающих из этого сочетания проблем. В позапрошлом году у моей близкой подруги сын (математическая школа, английский, стажировка в Англии и т. д.) сначала ушел из дома, а потом, когда вернули, сказал, что, если к нему еще будут приставать, выбросится в окно. Сел к компьютеру и сидит.

Она в шоке конечно. Приехала с ним ко мне (они с Константином погодки). Говорит: я ни есть, ни спать, ни работать не могу, все думаю и боюсь.

Мне ее жалко безумно. Я говорю: да оставь ты его у меня, мне еще один ребенок уже ничего не добавит, а ты хоть выспишься. Она говорит: а в школу?

Я говорю: у меня Кузьма в свою глухую школу на задворки ездит, частично им по дороге, будет его на полпути из метро выбрасывать. Она: ну мы-то его всегда на машине возили… А если он у тебя в окно сиганет? Я: ну тогда по-честному — отдам взамен которого-нибудь моего. Тебе кто больше нравится? Я бы Милену рекомендовала, она чистоплотная. Ее парень слушает, открыв рот. Мои смеются, естественно.

Она заплакала и оставила его. Он у нас тогда недели три прожил, как помнится. Вот никаких проблем с парнем! Даже котлеты жарить научился…

— За эублефарами он хорошо ухаживал, — напомнил Кузьма. — Полюбил их как родных.

— В общем, все у нас было хорошо, моя подруга отошла немного, вернули мальчишку домой. Потом он у нас еще раз жил, летом, когда они все опять переругались из-за заграничной поездки… Но вот в чем фишка: та подруга сказала другим. И… сколько же их потом было?

— Пять, — сказал Кузьма. — По именам напомнить?

— Не, не надо. В общем…

Я начала тихонько и с удовольствием хихикать. Потому что все поняла. Дикая семья с подлинно трагической историей, с огромным, почти карикатурным количеством проблем, бывших и нынешних. При этом все дети сами делают уроки, блестяще учатся, сами выстраивают свой быт, находят увлечения, решают свои проблемы и постоянно упражняются во взаимовыручке. Интеллигентный питерский круг универсантов — детям надо уделять и развивать. Тихая скрываемая радость: господи, да разве ж у нас (с мужем или с детьми) проблемы? Вот у Полины действительно проблемы! Удивление и зависть: черт, а как же это у нее так получается, что…?

Дети и подростки, попадающие в эту специфическую атмосферу, переживают неожиданный опыт: с одной стороны, никто ничего не требует, а с другой — отрешиться от происходящего тоже невозможно, надо вписываться в структуру. А раз вписавшись в такое, разумеется, уже невозможно остаться прежним… Желание делиться находками вместо того, чтобы грузить окружающих своими проблемами… Как же я это уважаю!

— Ну надо же как-то и пользу людям приносить… — ухмыльнулась Полина. — Наверняка у вас есть, кому больше нужно, чем детям моих приятелей.

— Полина, я совершенно понимаю, что у вас там происходит, и всячески это одобряю, но я не могу, даже неофициально, — честно сказала я. — Вы же понимаете, я работник государственной структуры здравоохранения…

— Понимаю, — легко согласилась Полина. — Я в общем-то и сама так думала. Но надо же было на всякий случай попробовать… Вы ведь тоже забавная. Удачи вам.

— И вам — удачи! — искренне пожелала я.
 
О, надо же, ведьмочка ей попалась. И никто не знал, что с ней такой делать...

Катерина Мурашова


Странная девочка

История о девочке, которая вместо школы ходила в детскую поликлинику утешать малышей и успокаивать их родителей


Точно помню, что дело было зимой. Подошла процедурная медсестра. Видно, что ей неловко. Мне тоже неловко — я пытаюсь вспомнить, как ее зовут. У меня неплохая память на лица, а на имена — отвратительная.

— Катерина Вадимовна, вы бы девочку посмотрели.

А, понятно. Дочка или племянница. А может быть внучка? — возраст современных женщин я определяю весьма приблизительно.

— Без проблем. А что за девочка?

— Да я сама не знаю.

Так. А это что значит?

— Простите, не поняла. Кого же я должна смотреть?

— Да ходит тут одна.

Ситуация все больше запутывалась.

— Да где же она ходит?

— Да тут везде.

Неловкость нарастала, и женщина уже очевидно жалела, что обратилась ко мне. Я же просто ничего не понимала. По поликлинике (прямо сейчас? регулярно?) ходит девочка, поведение которой таково, что опытной медсестре, его наблюдающей, кажется необходимым обращение к психологу.

— А где же родители девочки? — спросила я вслух.

— Не знаю, не видела ни разу — в том-то и дело. Кажется, их тут нет.

— Вас беспокоит, что ребенок находится в поликлинике один? Может быть, она потерялась? Она плачет?

— Нет, наоборот.

Пару секунд я соображала, какое действие является «наоборот» от глагола «плачет». Смеется? Образ бродящей по поликлинике смеющейся девочки окончательно поставил меня в тупик, и я сдалась: — Да объясните уже пожалуйста как-нибудь, в чем, собственно, дело? Последовавшее объяснение, как ни странно, ясности почти не прибавило. По словам медсестры, она уже некоторое время, больше месяца, регулярно встречает в поликлинике одну и ту же девочку лет 11–12. Девочка не сидит в очереди и, кажется, вообще не посещает никаких врачей или процедуры. Родителей рядом с ней нет. В поликлинике она часто находится в учебное время. Что она тут делает? По всей видимости, общается — медсестра не раз видела, как она разговаривает с матерями, успокаивает плачущих у процедурного кабинета малышей или играет с ними.

— Вы сами не пытались с ней заговорить?

— Пыталась, два раза. Спрашивала, что она тут делает. Первый раз сказала: маму жду. Второй раз у невролога была большая очередь, девочка сказала, что сидит в очереди, но я видела, что врет. А на третий раз она меня увидела и убежала вниз по лестнице. Не гоняться же мне за ней.

— А как она выглядит?

— Обычная девочка, беленькая. Одета тоже обыкновенно.
— А по настроению, по душевному состоянию?

— Да вроде все с ней нормально, разговаривает, играет. Вы уж простите, что я вас побеспокоила, — но тут медсестра решительно встряхнула головой и добавила:

— Но все-таки — как хотите! — есть в ней что-то такое, по вашей части, назвать не могу, но чувствую.

— Давайте сделаем так, — предложила я. — Как только вы снова увидите эту девочку, постучитесь ко мне в кабинет. Покажете ее мне, а дальше я уж посмотрю, как и что у меня по времени и желанию самой девочки выйдет.

— Хорошо, — медсестра вздохнула с явным облегчением.

В первый раз у нас ничего не вышло. Медсестра постучалась, как договаривались, я вышла в коридор, мельком взглянула на девочку (действительно совершенно обыкновенную на вид), потом вернулась к своим клиентам, а когда освободилась, девочки в поликлинике уже не было. Зато второй раз я увидела ее сама и у меня как раз было время до следующего приема. Я не ношу белого халата, девочка меня не знала, поэтому я спокойно села на стул в коридоре, раскрыла на коленях рекламный журнал, оставленный в моем кабинете кем-то из клиентов, и стала наблюдать. Наверное, это можно было назвать «общалась». Но сама девочка, по моим наблюдениям, говорила крайне мало. В основном она слушала. Ей что-то рассказывали и показывали малыши. Время от времени — матери. С явным удовольствием — бабушки. Она задавала вопросы. Было три случая, которые меня впечатлили. Один раз истерил из-за какой-то ерунды ребенок лет двух с половиной, другой раз заходился одеваемый в зимнюю одежку младенец на пеленальном столике, а третий — мальчик лет пяти боялся, что будут брать кровь, и бился как тигр, так что двое взрослых не могли его удержать и затащить в кабинет.

Все три раза девочка действовала одинаково: подходила сбоку, останавливалась, устанавливала контакт глазами с кем-то из взрослых, близких ребенку, смотрела сначала очень серьезно, потом улыбалась, потом улыбку убирала и говорила тихо, но внятно:

— Давайте я. Попробую. Его успокоить.

Выглядела девочка обыкновенно и абсолютно безопасно. Родители смотрели на нее с легким раздражением, но не противились. Дальше происходило обыкновенное чудо. Девочка касалась ребенка, может быть, что-то ему говорила (я не могла расслышать, что именно) — и ребенок успокаивался. Младенец просто заснул (я подошла и посмотрела), истерящий малыш замолчал, потом заулыбался и предложил девочке вместе поиграть в машинку, а тигр-пятилетка и вовсе послушно зашел в ужасный кабинет, держа девочку за руку. Как вы понимаете, после этого мне очень захотелось с девочкой познакомиться. А вот захочется ли ей? Я придумала приблизительно десяток разных хитрых способов обмануть бдительность девочки, а потом подошла к ней и сказала:

— Я хочу с тобой познакомиться. Меня зовут Катерина Вадимовна. Я работаю в этой поликлинике, вон в том кабинете.

— Анюта, — сказала девочка и протянула мне узкую ладошку.

Когда мы зашли в мой кабинет, Анюта восхитилась обилием игрушек и сразу стала с ними играть. Причем с теми, с которыми обычно никто не играет — разными некрупными мягкими зверями. Машинки и куклы оставили ее равнодушной. Я наблюдала за ее игрой и мы как-то довольно конвульсивно разговаривали.

Анюта отвечала на каждый третий мой вопрос, и в ответ задавала приблизительно шесть своих. Мне приходилось отвечать на все, ведь я была инициатором контакта. Через некоторое время я знала об Анюте следующее (она знала обо мне гораздо больше).

Анюта живет с мамой, ее вторым мужем и двумя их общими детьми, которые младше Анюты на шесть и восемь лет соответственно. С братьями у Анюты отношения хорошие, с отчимом никакие, он ее никогда не бьет и не ругает, и кажется, даже замечает не каждый день. Какие отношения с матерью — непонятно. Родного отца Анюта никогда не видела. Возможно, теперь он уже умер. Сначала они жили с матерью вдвоем, мама много работала, а Анюта была в садике или дома с игрушками.

Потом два года, пока мать наново устраивала свою личную жизнь, Анюта жила с прабабушкой. После прабабушка заболела, мама взяла Анюту назад в свою новую семью (там как раз родился старший из братьев), а прабабушка почти сразу умерла.

В школу Анюта ходила три года, а теперь — на домашнем обучении. Учится в пятом классе, любит рисование и историю.

На вопрос «почему ты на домашнем обучении?» — отвечает «потому что я тупая», но больше ничего сказать не может. Какие-то тяжелые хронические заболевания, операции и все такое прочее отрицает.

— То, как ты успокаиваешь детей…

— Да, это я могу.

— Как ты это делаешь?

— Не знаю. Просто умею. С братьями сначала, а потом с другими. У вас карты есть?

— Что?! Какие карты?

— Обыкновенные, в которые играют.

— Ну разумеется, нет. А зачем тебе?

— Я бы вам показала — я еще карту умею угадывать. Тоже не знаю как. И погадать вам могла бы.

— Кто тебя научил?

— Прабабушка. Она людям гадала.

В дверь постучались.

— А зачем ты вообще в поликлинику ходишь?

— Здесь тепло и люди. Дети. Все время разные. Здесь я могу… могу… и меня никто не боится, даже спасибо бывает говорят…

В дверь настойчиво постучались еще раз.

— Приходи еще, если захочешь.

— Спасибо, — вежливо сказала Анюта. Я видела, что ей у меня понравилось. Я знала, что она не придет.

Ее обмолвок было достаточно, чтобы я нашла карточку и домашний телефон.

— Я хочу поговорить с мамой Анюты.

— Я и есть мама, говорите.

— Это психолог из детской поликлиники. Вы знаете, что Анюта регулярно сюда ходит?

— Нет. А что, она заболела?

— Нет. Анюта сейчас дома?

— Кажется, нету. Ушла.

— Вы знаете, где она сейчас?

— Не знаю. А что, она заболела?

— Я хочу, чтобы вы ко мне пришли.

— Да мне малого не с кем оставить.

— Берите его с собой, он здесь в игрушки поиграет.

Мама очень похожа на Анюту, только выражение лица глупее.

— Почему вашу девочку отправили на домашнее обучение?

— Да училка сказала: не справляется она.

— С чем не справляется?

— Да не знаю я. Училка та сказала: не могу ее учить. А комиссия сказала: для спецшколы показаний нет. И теперь другая училка ходит, и все нормально — четверки у нее и пятерки бывают.

— Почему ваш муж не общается с Анютой?

— Да боится он ее. Хочет наругать, как сынов, да не решается — вдруг проклянет?

— О чем вы? Что это значит — проклянет?

— Да есть в ней что-то. И в бабке моей было. Во мне и в помине нет, слава богу. Колдунья раньше называли, а теперь как назвать? Училка та, первая, мне кажется, тоже ее боялась — выкинула она там свой фортель какой-нибудь и вот. И дети в классе тоже.

— Что такое «фортель»?

— Ну глаз отвела или там угадала, чего ей не положено. Или на картах кому погадала, а оно и сбылось. Или рот затворила. Да мало ли?

— Но послушайте, это же дичь какая-то: ведь в результате чужих суеверий ваш ребенок растет в фактической изоляции. Пусть даже ребенок не совсем обычный, хотя я ничего такого не заметила, но Анюте все равно надо ведь общаться, развиваться.

— Я ее кормить-поить буду, одевать тоже и лекарства куплю, если надо. Книжки вот ей покупаю. А так-то у меня муж есть и еще двое малых, вы тоже меня понять должны. Вот вырастет она, уйдет куда и пусть там общается и развивается, как вы сказали.

Я понимала, что это моя неудача — полная, окончательная и обжалованию не подлежащая.

* * *

— Зайди ко мне, — попросила я Анюту.

— Нюся, не уходи, — попросил малыш, с которым она в холле играла в машинки.

— Я скоро приду, — пообещала она.

— Далай-лама сказал, что в будущем, когда ты вырастешь, будут нужны в основном такие люди, как ты, понимаешь? Не юристы, не менеджеры и даже не математики и программисты. Люди со способной и сильной душой.

— А кто такой этот далай-лама? Президент?

— Уважаемый в этом мире человек.

— Хорошо, если он не ошибается. Мне бы хотелось кому-нибудь пригодиться.

Я долго объясняла Анюте, где и как именно во взрослой жизни может пригодиться ее необычная одаренность. Рассказывала про всякие бесплатные кружки, как туда поступить, рисовала планы и схемы. Она слушала и смотрела внимательно и серьезно. Две недели назад ей исполнилось 12 лет.

Я приглашала заходить еще — поиграть и поговорить. Она сказала спасибо. Больше ее в поликлинике никто не видел.

Я ругала себя и надеялась, что она теперь просто ходит в поликлинику по соседству.

С тех пор прошло много лет. Анюта давно выросла. Но иногда я вспоминаю ее и гадаю: что с нею стало? Очень хочется верить, что что-то хорошее.
 
Я понимала, что это моя неудача — полная, окончательная и обжалованию не подлежащая.
Ну хоть какой-то прогресс... в самоидентификации психолуха!

Девочка аутист - классика поведения!

А ежли по магической части...
Аутисты в подавляющем большинстве телепаты, поэтому разговаривать не шибко то и стремятся.
Их интересует эмпатическая (эмоциональная) связь.

Проблема тут... ну помните как говаривал Коровьев?..

01528cd33f4a44dc2e69d9c343e222e90a96aaa5.jpg



А научно выражаясь - Законы Менделя - магические способности проявляются только при определенном раскладе, в игре генов!!!

screen15.jpg
 
Ну хоть какой-то прогресс... в самоидентификации психолуха!

Девочка аутист - классика поведения!

А ежли по магической части...
Аутисты в подавляющем большинстве телепаты, поэтому разговаривать не шибко то и стремятся.
Их интересует эмпатическая (эмоциональная) связь.

Проблема тут... ну помните как говаривал Коровьев?..

01528cd33f4a44dc2e69d9c343e222e90a96aaa5.jpg



А научно выражаясь - Законы Менделя - магические способности проявляются только при определенном раскладе, в игре генов!!!

screen15.jpg
А эта психолог и не занимается аутистами. Обычный врач из гос поликлиники. Аутисты - это, наверное, все-таки профиль
 
А эта психолог и не занимается аутистами. Обычный врач из гос поликлиники. Аутисты - это, наверное, все-таки профиль
@Bestiole, простите мой юмор, но вот как-то навеяло...


Психолог из поликлиники, по определению, не может быть ТАКИМ узким специалистом.
Это ж всё равно, что отдельно лор для правого уха и отдельно для левого. И ещё парочка... для носа и для горла!
 
@Bestiole, простите мой юмор, но вот как-то навеяло...


Психолог из поликлиники, по определению, не может быть ТАКИМ узким специалистом.
Это ж всё равно, что отдельно лор для правого уха и отдельно для левого. И ещё парочка... для носа и для горла!

Человек не может знать всего. У этого же психолога есть примеры отличной работы, когда многочисленные другие специалисты не смогли дать внятного ответа. Вон, я в этой же теме выше скидывала, про гвоздь. И есть провалы. Ничего удивительного, в общем-то
 
Человек не может знать всего.
Всего не может...
Но вот то что является профилем работы - обязан!

У этого же психолога есть примеры отличной работы, когда многочисленные другие специалисты не смогли дать внятного ответа. Вон, я в этой же теме выше скидывала, про гвоздь.
Ага, поскольку второе правило нашей медицины гласит, чтоб успешно лечиться нужно иметь железное здоровье!

1.Медицина — наука неточная, поэтому гонорары не возвращаются.
2.Чтобы успешно лечиться нужно иметь железное здоровье.
3.Даром лечиться — лечиться даром!

Выпускник Днепропетровского мединститута
 
Назад
Сверху