Вот такое оно... Провидение!

[Ракса]

​

«Угораздило же так вляпаться!» − ошарашено подумал Максим Серов, обозревая расстилавшуюся перед его взором присыпанную снегом бескрайнюю равнину, кое-где перемежающуюся чахлыми ельниками. Лесотундра?! А ведь ещё секунду назад он, под ручку с двумя очаровательными девушками, прогуливался по Уссурийскому бульвару родного Хабаровска, а вокруг вовсю зеленела первая травка, тополя разбрасывали липкие почки, распространяя терпкий смолистый запах и даже абрикосы уже зацветали нежно-розовым кружевом.

Нет, девушки как раз остались на месте, и всё так же крепко – каждая со своей стороны – сжимали его руки. Причем лица их хоть и были заметно напряжены, но не выражали какого-либо беспокойства. Вот как будто, так и надо: сделал шаг и переместился из весны в зиму, из крупного, по меркам Дальнего Востока, города в безлюдную глушь, где менее одного человека на квадратный километр.

«Ой, не доведут тебя девки и гулянки до добра!» − вспомнились Максу слова двоюродной прабабушки ведьмы. И хоть адресатом сего мудрого предостережения многие годы был максимов дядька, но, как явственно свидетельствовала теперешняя ситуация, его яблоко от семейной яблони упало не далеко. Причиной досадного злоключения были именно девушки!

А как хорошо всё начиналось! Пятница, шестое мая, наконец, прозвенел звонок с последней пары. Письменные принадлежности и конспект по электомашинам поспешно упрятаны в дипломат, а их хозяин – круглый отличник, комсорг группы и член профкома Максим Серов – столь же поспешно покидает родной техникум. Планов громадье: на два дня (суббота с воскресеньем) групповой турпоход на левый берег (рыбалка это святое), и если не искупаться, то хоть позагорать – не по календарю пришедшая теплынь к этому очень располагала; в понедельник отметится на параде по случаю девятого мая, днем погулять по расцвеченному флагами городу, посмотреть вечером салют…

Но друг и товарищ, а также ещё и староста группы, спутал все планы. Валерка Веселовский, а для своих просто Веселый (выражая лицом всю горесть мира, усугубленную где-то килограммом лимонов) сообщил, что по причине теплой погоды, на все три выходных дня сослан пахать родные нивы, в размере шести соток.

Слово старших закон! И труд, как известно, сделал из обезьяны человека, но человек (молодой человек) всё же имеет право на отдых! А у них ведь полдня и целая ночь в распоряжении. Кроме того Макс располагал двухкомнатной квартирой в самом центре города, не отягощенной родительским контролем: маменька, натура легкая на подъем, взбаламутила батю «обналичить» отгулы и они ещё позавчерась укатили во Владик – уж если подставлять бока майскому солнышку, то лучше на морском берегу!

Кинув «двушку» в ближайший телефон-автомат и дождавшись пока коллеги позовут мать к аппарату, Валера скороговоркой выдал, что сегодня ночует у друга, но завтра в десять ноль ноль, как штык, будет на даче! И повесил трубку на рычаг прежде, чем с того конца долетели какие-либо возражения.

Гулять по весне сугубо мужской компанией категорически не правильно! Строчно требовались девушки, которые незамедлительно отыскались в пединститутской общаге. Нет, не то что бы будущие педагоги отличались каким-то особо распущенным поведением, но на определённые выводы наводила байка, что каменный Пушкин, стоящий у центрального входа, приподнимает голову если из дверей этого учебного заведения выходит дипломированная девственница…

В скверике о чём-то весело щебетала небольшая группка узкоглазых девиц, очень среднего росточка. Вьетнамки! Нет, конечно, обычные советские студентки, комсомолки и просто красавицы это тоже хорошо, но интернациональная дружба ведь куда лучше! Впрочем, с интернационалом ничего не вышло – девушки оказались свои, местные из коренных малочисленных.

Но не давать же из-за этого задний ход? Тем более что две из них были на редкость хороши.
Густые, прямые волосы, цвета воронова крыла, обрамлявшие лица, подчеркивали необычно светлую кожу. Да и черты их лиц были слишком скульптурны – тонкий нос, рельефные скулы, линии щек, резко сбегающие к изящному подбородку – очень заметно отличались от круглых и плоских мордашек нанаек и корячек, толкущихся рядом. И даже очевидно монголоидный разрез глаз был каким-то другим. Да и скромненькая, ни чем не примечательная одежонка не могла срыть изящных точёных фигурок, тоже, кстати, не типичных для представительниц коренного населения Дальнего Востока.

Та что представилась Катей (другую звали Ниной) девушкой оказалась бойкой, и с ходу согласилась на предложенную Максимом прогулку, поскольку Веселый, как обычно, «тактично» отмалчивался в присутствии женского общества. Молча же завидуя тому, что в его приятеле самым непостижимым образом уживались зубрика-отличник с поручиком Ржевским.

Городские пруды, площадь Ленина, кафе «Снежинка» − даже бедный студент не позволит себе пасть настолько низко, чтобы не угостить девушек мороженым! И как не длинны майские дни, но вечерело, удлинялись тени − солнце клонилось к западу, а молодое люди продвигались к Центральному Парку Культуры и Отдыха, чтобы там встретить закат. Но особую прелесть такому маршруту придавало то, что Серов жил по соседству с парком, а девушки оказались совсем не против зайти в гости на чашечку индийского чая из легендарной жестяной коробки. Тем более что дома, из тихого, теплого, темного уголка приветливо помахивала резиновой перчаткой десятилитровая бутыль с батиной брагой, которую молодые люди основательно раскулачили.
Макс, в полновесные семнадцать лет, считал себя опытным ловеласом, но таких мастериц по любовной части ещё не встречал. Девушка точно знала, что, как и когда сделать чтобы процесс продолжался как можно дольше и доставлял как можно больше удовольствия. У парня кружилась голова, перед глазами плавали круги, казалось что кровать выделывает фигуры высшего пилотажа, но останавливаться он не хотел. И они не останавливались до самого рассвета!

 

[Ракса]

Утреннее солнце, щедро заливавшее комнату, совсем не повод открывать глаза, а вот запах приготовленного завтрака уже более веская причина для такого геройства. Отъявленный «филин» Максим Серов на автопилоте поплелся в направлении кухни, привлечённый кроме запаха ещё и звуком льющейся воды. Кухонный стол украшал натюрморт, который хотелось вставить в раму или проглотить одним махом, так аппетитно выглядели кулинарные изыски, приготовленные гостьями. Ещё лучше выглядела кухня, стоически вытерпевшая несколько дней его холостяцкой жизни – исчезла орда грязной посуды, что захватила не только мойку (по самый кран), но все близлежащие поверхности; от следов убежавшего супа, кофе и ещё чёрт знает чего вычищена, до первозданной эмалевой белизны, электроплита; из всех углов и до последней крупинки выметен просыпанный второпях рис. Насладившись зрелищем чудесных метаморфоз, Макс спросил у хлопотавших по хозяйству девушек:

− Доброе утро. А где Валера?

− Доброе. Уж два часа, как отбыл свершать трудовые подвиги, − саркастически ответила Нина, присаживаясь к столу и обшаривая голодным взглядом обнажённый торс молодого человека, чья богатырская фигура заполняла собой весь дверной проем.

«Да ни уж-то Весёлый снова не нашел в себе моральных сил воспользоваться ситуацией?» − мелькнуло в голове Серого. – «Лопух! Тюфяк! Олух! Ему все условия, а он девичью честь блюсти? Хотя его, по-видимому, никто особо не просил!»

− Как спал, милый? – ни в пример более довольным тоном промурлыкала Катя, водружая последний блин поверх и без того высокой румяной горки, а подставляя сковородку под струю воды прибавила. – Кушать подано: прошу к столу!

Вкусно было необычайно! Да и вообще мир бы играл самыми радужными красками, если бы ни кислая мина, обделенной мужским вниманием Нины. А Максиму хотелось, чтобы сегодня были счастливы все! Посему он выгреб свою заначку, которую так и так собирался потратить в предстоящие три дня, и пригласил девушек в кино, на речную прогулку и даже в ресторан!

Возражений не последовало, и час спустя молодые люди рука об руку, бодро шагали по бульвару в направлении кинотеатра. Весело щебетали птицы, грело весеннее солнышко, сбоку нежно прижималось тело молодой привлекательной девушки. У парня пела душа в предвкушении ещё двух ночей в столь приятной компании. Где уж тут почуять подвох, ведь фраза прозвучала совершенно невинно:

− Максим, милый, мы у тебя в гостях уже были. А ты к нам домой согласен пойти? – проворковала Катя.

Взгляд её сулил такие авансы, что Серов не задумываясь выпалил:

− Ну что за вопрос? Конечно же согласен!

В следующий миг его тело резко сдавило со всех сторон, как будто в шлюзовой камере, а окружающее пространство, звякнув как лопнувшая струна, наполнилось нестерпимо ярким светом, который, впрочем, тут же померк, но максова нога, в выходном остроносом ботинке, уже ступила в сугроб, а вовсе не на гладкий асфальт, как резонно рассчитывал её хозяин.

«Какого чёрта? Что за фокусы? Может глюк? Только бы глюк!» − мозг лихорадочно искал разумное объяснение совершенно безумной действительности, неожиданно навалившейся на Максима. По спине пробежал холодок, и не только от испытанного шока, но и от вполне реального холодного ветра, что так и норовил забраться под легкую болоньевую куртку и почти беспрепятственно продувал тонкие брюки.

Парень потряс головой, но наваждение не желало рассеиваться, подтверждая безапелляционной правотой своего существования, что все те сказки, которые сызмальства рассказывала прабабушка-знахарка любимому старшему внуку, оказались совсем не ложью, даже не намеком, а вполне объективной реальностью. И про колдовскую Силу, да зелья, заговоры, привороты; и про волшебные порталы-переходы, да разных существ расчудесных; и всякую прочую магию! Хотя основываясь на другом личном опыте в существ Максим верил уже давно. Да проку от осознания имеющихся знаний было мало. Ну понял для чего согласия спросили и даже теоретически что проделали – молодец, возьми с полки пирожок – предпринять-то что-либо всё равно не было никакой возможности. Ведь обворожительные провожатые очень поспешно захлопнули «дверку», столь мастерски ими распахнутую. Минута, другая, третья – что толку стоять на морозном ветру? – надо бы выяснить куда его занесло.

− Девочки, а мы это собственно где? Вы ж вроде в гости приглашали? – начал Серов осторожно, осипшим от нервного потрясения голосом, но совладав с голосовыми связками перешел в стратегическое наступление (авось ведьмы-шаманки просто так пошутили и сейчас его обратно к жилью «вывезут»). − Так я рассчитывал не по сугробам гулять, а посидеть в теплой компании, выпить чаю, а лучше б чего покрепче…

− Конечно в гости, милый, − ласково аж до оторопи произнесла Катя. – Я ж тебе говорила, что родом мы с Чукотки, район бухты Провидения. Ну так вот здесь мы и живем. Хотя ты прав, гулять по морозу не след. Пойдем с родней познакомлю. Да и одежонка по погоде тебе тоже не помешает, − она зябко передернула плечами, и махнув рукой «Нам туда», побрела по едва заметной тропинке в направлении группы невысоких холмиков, подозрительно правильной формы, над которыми стелился легкий дымок.

 

[Ракса]

Холмики оказались домами. Впрочем, «дом» это слишком громкое слово для землянки без окон с единственной низенькой дверью, обращенной на юг. Умение, хотя точнее способность, ориентироваться по сторонам света только на чуйку, без всякого компаса, парень перенял у своего деда, старого и опытного охотника. Тот с малых лет таскал внука по непролазным дебрям приамурской тайги, всякий раз пресекая протесты дочери авторитетным: «А ну цыц! Мужик же растет!»

Серов заметил, как по мере его приближения, из землянок, словно по команде, стали выходить люди. Двое-трое-четверо, ну впятером. В основном женщины, детей же было совсем мало.

«Да нет, не по команде. По звонку» − кольнула сознание мысль. − «Все они тут «услышали», как открылась и закрылась «дверца». Хорошо хоть что всех не особо много» − подумал Макс в пику подспудному беспокойству, поднимавшемуся из глубины души.

Низкорослый народец (ну если сравнивать с его-то двумя метрами) был одет по погоде и традиции жителей крайнего севера – штаны и парки из оленьих шкур, на ногах что-то типа коротких сапог, на головах у некоторых шапки-малахаи, но по большей части повязки вроде венка с круглыми наушниками и меховой отделкой на лбу. Одежда, одеждой, но внимательный взгляд всё же замечал и чересчур светлую кожу и слегка нетипичный разрез глаз, для коренного населения приполярных областей страны советов.

«Конвоировать» до конца Нина не стала и, чуть замешкавшись на приветственные объятия, шустро юркнула в одно из крытых землёю жилищ. Катя же подвела молодого человека к другой «норе». Возле двери которой стояли мужчина и женщина неопределенного возраста, но не старики точно (ни морщин, не седины) и мальчик лет двенадцати или немногим старше.

− Это мой папа, Матвей Спиридонович, это мама – Лукерья Филипповна, это – Колька, − представила она семью. – Это Максим Серов. Он поживет с нами некоторое время.

И вроде фраза, как фраза, но парень нутром чувствовал какой-то нехилый подвох в этом «поживет с нами некоторое время». Ладно, поживем − увидим, но глядеть будем в оба и ушки держать на макушке.

− Здравствуйте. Мир вашему дому, − неожиданно для самого себя выдал молодой человек, ритуальное приветствие, всплывшее в памяти.

− Добро пожаловать, гость дорогой. Заходи, располагайся, чувствуй себя как дома, − произнес мужчина по-русски без какого-либо акцента.

Хозяйка мило улыбнулась и широко повела рукой, понуждая всех проходить внутрь жилища. В поисках сколь-нибудь подходящей по размеру одежды, она долго перетряхивала тюки и кожаные мешки с барахлом, которые лежали на втором ярусе широких деревянных нар, что исполняли здесь роль основного предмета мебели. Вещички упорно оказывались коротковаты и тесноваты, хотя общим миром – соседи тоже поучаствовали – парню удалось-таки собрать гардероб. С непривычки, щекочущий по голому телу мех, вызывал стойкую тягу почесаться, но пообвыкнувшись такое желание пропало. А может, сказался анестезирующий эффект алкоголя, в виде какого-то местного малооборотистого, но при этом очень душистого и вкусного напитка, который выставили на стол по такому случаю. Так как мать занималась максовым обмундированием, банкет сервировала Катя. Она тоже сменила городские вещички, на потребный для местных условий наряд.

К столу собрались все. А как же иначе? Ведь для закрытых малочисленных сообществ каждый новый человек это событие. А городской человек, похоже, был событием в двойне. Дорогому гостю выделили самое почетное место, клали в тарелку лучше куски и пристально следили чтобы чарка его не пустовала. Так что выпитое вскоре не только зашумело в голове, но и попросилось наружу.

Не имея ни малейшего понятия, где тут принято облегчаться, Макс просто побрел подальше в противоположном от жилья направлении. Темно не было, но низко над землей висел густой туман. Одолев хитросплетение узлов, что препятствовали самовольному падению штанов, парень начал изливать накопившуюся потребность, сосредоточив на этом всё свое внимание, а потому не заметил, как поднялся и стал быстро нарастать низкий дробный гул. Вдруг, из непроглядной бело-серой кисеи, показались с десяток северных оленей. Неожиданность события даже на миг прервала процесс и заставила человека сделать пару шагов назад. Скотина приблизилась настолько, что самый крупный из них, начал слизывать художественные разводы, которые молодой человек в творческом порыве оставил на снежном «холсте».

− Дурень рогатый, не ешь желтый снег! – стал учить оленя уму разуму Серов. Но тот и не думал слушать, только фыркал и отгонял рогами сородичей, что норовили присоединиться к его пиршеству и даже потянули морды к источнику вожделенной жидкости. − А ну вас извращенцы! – рыкнул на парнокопытных парень, и кое-как приручив непослушные завязки и отерев для порядка руки снегом, вернулся к столу.

Заняв прежнее место Максим вновь отказался в центре всеобщего внимания. Его спрашивали все, хотя преимущественное право, конечно, имел Катькин отец, не только как хозяин жилища, но и как местный старейшина. Ответы парня живо обсуждали, причем отпуская весьма нетривиальные комментарии и замечания. А ещё здорово диссонировали с окружающей обстановкой манера речи и широта словарного запаса этих, с позволения сказать, аборигенов. Некоторые преподаватели его альма-матер выражались куда проще.

Беседа текла просто отлично… пока обсуждали быт. В просторной землянке, стены и потолок которой сложены из еловых стволов, было на удивление сухо, тепло и уютно. Приятно пахло прелой листвой и лапником, что укрывали земляной пол и покрывали бревенчатые стены. Ветра не было и в открытую дверь проникал солнечный свет, а те углы куда он не доставал, подсвечивали выточенные из камня лампадки, заполненные китовым жиром. Печку-каменку, с неким подобием дымохода, венчал большой котёл, в котором булькал жирный, наваристый мясной бульон, который настойчиво пах рыбой и варились большие куски (как выяснилось) китовой плоти. Охота вообще оказалось благодатной темой для обеих сторон. Обсуждение, со сравнением, разных промысловых хитростей на птицу, пушного зверя или крупную дичь, особенностей разделки и выделки кожи и меха, затянулось весьма надолго. Но слово за слово, до сознания молодого человека, даже через спиртовые пары, начал доходить пугающий смысл фраз, походя оброненных этими странными людьми.

Ладно старики − хотя вглядываясь в лица, именно седых и сморщенных стариков не наблюдалось – да и какие вообще старики могут помнить такое? Разговор случайно коснулся взаимоотношений местных с русскими, на что Катюхин батюшка вполне обыденно молвил, сейчас ничего – живется мирно, а вот когда европейцы только пришли на эту землю стычки были частые. И крови много пролилось и народу полегло не мало. И ни каких-там «во времена моего деда-прадеда» (хотя это, на минуточку, семнадцатый и восемнадцатый век), но так будто сам, если не участвовал, то видел своими глазами точно! Да и Катя, вопреки юному личику и молодому телу, рассуждала о временах становления советской власти, в этом богом забытом месте, словно сама была тому свидетелем.

«Это вам никакие не чукчи! Это что-то совсем другое…» Вследствие столь фундаментального открытия хмель из головы-то проветрился, и Максим стал куда осмотрительнее в речах, отмалчиваясь в основном, отвечая только на прямые вопросы предельно лаконично (вплоть до «угу»). Уразумев столь разительную перемену в поведении, и списав её на избыток алкоголя и недостаточный возраст гостя, соседи стали понемногу убираться восвояси. Да и солнце вот-вот сядет, а местная тундра электрическим освещением не оборудована. Радушные хозяева, по меркам советского студента, оказались слишком уж радушны. Лукерья Филипповна, под одобрительным взором мужа, Максиму и Кате постелила вместе. А для пущего уединения со всех сторон завешала лежанку молодых шкурами. «Высокие, высокие отношения!»

Серов попытался сразу заснуть, но мысли роящие в голове не слишком-то способствовали беззаботному засыпанию. Притвориться спящим тоже не вышло. Милая «девушка», ни чуть не стесняясь аудитории, горячими губами энергично взялась за дело, и молодой организм, без сожаления отбросив навязанные воспитанием приличия, пустился во все тяжкие…

 

[Ракса]

Отсутствие окон, для любителя поспать, это ж просто благословение какое-то. Навязчивое солнце не лезет в глаза, подстегивая циркадные ритмы, но потребности заставляют-таки покинуть теплые, мягкие меховые объятья и отправится до ветру. Максим прислушался и не уловив каких-либо звуков, просунул голову между болтающихся шкур, искренне надеясь никого не увидеть – откровенно не хотелось встречаться с хозяевами. «Облико морале» жгло совесть раскаленным железом и голове пульсировало: «Ну как ты мог, при малознакомых людях, делать такоес их дочерью и сестрой?!» Хотя головная боль, скорее всего, была просто похмельем.
Надежды не оправдались. За столом, в абсолютной неподвижности сидел Матвей Спиридонович. Встретившись взглядами с парнем, он пришел в движение и, подавшись вперед прихмыкнув, сказал:

− Ну и горазд же ты спать, Максим. Солнце давненько поднялось.

− Так я это… С устатку, − потупив взгляд, не сразу нашелся Макс, он было хотел прибавить, что-то про часовые пояса и, дескать, на новом месте спится плохо, но во время передумал.

− Ну если с устатку, возьми вот, чайком полечись. От похмелья хорошо помогает, − старейшина поднялся, снял с огня большой алюминиевый чайник и налил в эмалированную кружку темный, остро пахнущий отвар.

− Ага. Спасибо. Я только… − парень сгреб вещички, и снова зашкерившись, начал поспешно прикрывать одеждой свои оголенные телеса, затем опрометью покинул жилище в самом безлюдном, но главное в безоленном направлении.

Чаек действительно оказался знатным – ароматная, чуть горьковатая, но с богатым вкусом жидкость прекрасно прочищала голову и тонизировала весь организм. Молодой человек моментально почувствовал прилив сил.

− Ну что, соловушка, как самочувствие? – хитро улыбаясь, поинтересовался Катькин отец, после того как Серов выхлебал вторую кружку напитка и даже зажевал это несколькими кусочками вяленой оленины.

− На все сто!

− Ах если на все сто, то пошли, покажешь удаль молодецкую. Каков ты охотник? А то языком чесать не велик труд – все горазды.

Дичью назначили оленей (наверное тех самых). Наблюдать за испытанием снова собралось всё население, которого немного прибыло – впереди женско-детской массовки, стояли несколько мужчин, но троих из этой честной компании, Макс вчера не видел точно.

«Вызвали подкрепление…» − щелкнула зубастой пастью всплывшая из подсознания мысль.

Стадо вальяжно колупало уже изрядно подтаявший снег, выискивая ягель и прошлогоднюю травку. Спиридонович, хоть и старейшина, но не погнушался продемонстрировать гостю удаль по-чукотски. Скинув с плеча припасенную веревку, сплетенную из тонких кожаных ремешков, мужчина ловко закрутил аркан и точно набросил петлю на рогатую голову. Олень взбрыкнул, рванул было прочь, но «старичок», зафиксировав веревку через локоть, резко сработал корпусом: животное «клюнуло» носом, споткнулось и пошло юзом. Абориген, уперевшись обеими ногами в землю, начал вытравливать конец, без видимых усилий подтягивая к себе сопротивляющуюся скотину. Сократив расстояние до минимума, он успокаивающе погладил мохнатый бок, снял аркан и протянул его Максиму. Парень живо вспомнил, как после каждого очередного фильма про индейцев, он безуспешно пытался совладать с этим гениальным изобретением человечества. Всё было без толку!

− Так нужно поймать или убить? Завалить, пожалуйста, а вот так даже пробовать не буду, − сказал Серов, категорически не желая становиться посмешищем. Тут к бабке не ходи, что местные рассчитывали потешиться за его счёт.

− Нужно убить. А тебе, небось, ружьецо подавай? – отпустил старейшина снисходительный комментарий, покручивая в руке свободный конец аркана.

− Хватит и ножа. Найдется какой-нибудь узкий и длинный? – отрезал Максим.

− Для дорого гостя как не сыскать! – прозвучало это, конечно, не менее иронично, но народ побежал искать требуемый клинок.

Значит всё же охота! А к охоте треба подготовиться!!!

Макс встрянул головой, отбрасывая ненужные мысли; потянул шею и передернул плечами, расслабляя и одновременно приводя мышцы в тонус; начал глубже и чаще дышать, насыщая кровь кислородом и подстегивая сердце. Но главное, вызвал в памяти момент смертельной опасности, во всех эмоциональных подробностях – он буквально снова увидел пере собой тигриную морду! В крови закипел адреналин − по артериям и венам побежал знакомый огонь, в мышцах заработали силовые усилители.

− Которого? – с хриплым выдохом, более напоминавшем рык, спросил Серов, после того, как из предложенных вариантов холодного оружия выбрал относительно подходящий. Обоюдоострый, длина достаточная (сантиметров тридцать пять), но широковат – лезвие у рукояти примерно с ладонь.

Чтобы при случайном падении, ни напороться, Максим спрятал клинок, вложив его в левый рукав, вдоль внутренней поверхности предплечья и придерживая ручку, до поры до времени, пальцами. Он стал медленно подкладываться сзади к назначенной жертве, стараясь не смотреть на животное в упор (дичь чувствует взгляд хищника), лишь бросая короткие частые взгляды. И только когда расстояние сократилось до нескольких шагов, стал вглядываться пристально, чтобы не пропустить момент и направление первого рывка, который сделает рогатый к своему спасению. Олень бросился вправо, Серов ему наперерез. Пробужденная сила, давала возможность делать огромные, фантастические для человека прыжки – один, второй, третий – охотник настиг добычу. Он, в одно отработанное до автоматизма движение запястьем, перебросил нож из левой руки в правую, и вонзил холодную сталь по самую рукоять в грудь животного. Хороший прием – ребра не мешают – и лезвие, легко прошедшее сквозь податливую плоть, быстро и чисто пронзило оленье сердце. Смерть наступила мгновенно.

− Мавр сделал свое дело! – пробормотал под нос Макс, вытирая нож о мохнатую шею и уже мысленно предвкушая сладковатый вкус теплой парной печени и солоноватую густоту свежей, ещё не свернувшейся крови. Для них с дедом это был непременный охотничий ритуал.

Подоспели местные. Иронию во взглядах и саркастичные улыбки, как рукой сняло – мужчины смотрели уважительно, одобрительно кивали, рассматривая рану. Когда парень протянул нож владельцу, тот покачал головой и тоном, констатирующим очевидный факт, ответил: «Оставь себе. В твоей руке лучше лежит!» Разделывать тушу поволокли ближе к жилищу. Молодой человек пошел следом. Рядом шагал Степан Спиридонович.

− Максим Серов. Серым, небось, друзья кличут? – как-то уж слишком утвердительно спросил Катькин отец. − Серый, Серый… Серый Волк! – многозначительно растягивая слова, «пропел» старейшина как бы ни к кому не обращаясь, а вперившись пытливым взглядом Максу в глаза прибавил. – Вот гляжу, что и охотишься ты как волк, и на добычу голодным волочим глазом смотришь. Знаем мы таких.

«Ишь вы какие глазастые да знающие» − мысленно ощерился Серов, но виду постарался не подать, нацепив на лицо глуповатую улыбку, намереваясь косить под дурачка. Да куда там.

− Полноте. За улыбкой оскал не спрячешь: слышу о чем думаешь! Ну волк, так волк. Глупо доброму охотнику пенять, что за то, чем хорош! – примирительно развел руками загадочный абориген. – Я ваши порядки и вкусы знаю. Пойдем, возьмешь причитающуюся тебе часть добычи.
«Свою» печень и кружку крови парень, конечно, получил. Местные смотрели без какого-либо осуждения, но присоединяться не собирались.

«Знают они таких! Многие знания − многие печали!» − ему-то Серову уж точно.

События шли своим чередом. Оленя проворно разобрали на запчасти и снова закатили на всю деревню пир. «Хорошо живут. Весело! И пусть, в гостях хорошо, но дома-то куда лучше!» − лихорадочно обдумывая, как бы побыстрее покинуть этот гостеприимный народ, Максим поманил Катю от стола, подмигнув и состроив скабрезно-намекающую ухмылку.

Мороз не велик – чуть выше нуля – весна всё ж таки, но ветерок вполне свежий. Присев на оленью шкуру, с подветренной от холмика стороны, парень с особым усердием принялся лобзать страстную северную красотку − щёчки, губки, шейка – та млела и таяла. Проложив цепочку поцелуев от подбородка к скуле, Макс спросил нежным (нежнее-нежного) шепотом:

− Катенька, радость моя, а нам обратно в город не пора? Тебе в институт, мне в техникум… Выходные-то всё, кончились. Учится, учится и учится, как завещал великий Ленин… −
пробормотал он в чуть заострённое ушко. Разгоряченная девушка, отстраняясь нахмурилась.

− В город? Учится? А оно тебе надо? – заглядывая в глаза произнесла она с наигранной беспечностью. − Нет, ну правда, живи с нами. Охотник ты хороший, с добычей будешь всегда. Я тебя любить буду, может и деток нарожу. Оставайся!

«Вот те, нате! Знакомы третий день, а она уже о детях!» − оторопело подумал парень, хотя уже понимал, что всё шло как раз к такому повороту событий. А забой оленя, так вообще был смотринами будущего зятя. Ну уж нет! Так он жениться не хотел!!!

 

[Ракса]

Стало очевидно, что никто его отсюда не выведет и делать ноги придется собственными силами.
Стараясь ни о чем таком не думать, Максим ещё немного потолкался на пирушке, максимально незаметно прибирая собственные вещички и под благовидным предлогом осмотра окрестностей отправился погулять. Повинуясь не столько логике, сколько чуйке пригулял туда, где они накануне «высадились». Бабушкины сказочные уроки не прошли даром − обостренные до предела чувства, запеленговали пространственную аномалию, а едва заметное марево и нетипичное поведение звуков (вязкая тишина и совсем нет эха), подтвердили: «Копай тут!»

Парень безуспешно потыкался с разных сторон в подернутый разводами воздух – без толку. Только мурашки по спине и волосы на затылке дыбом, но с другой стороны всё та же тундра. Что там бабушка рассказывала? Сдавить и толкнуть… Сработало!!! Кисель вздрогнул, засветился, образовав кольцо, в центре которого возникла темнота, лишенная всякого объема, но при этом не имеющая дна.

«Эх, была не была! Где наше не пропадало?.. Везде пропадало!!!» − подумал Максим Серов ныряя в неизвестность.

По другую сторону тоже была тундра. Но уже другая. Деревьев совсем не видать, рыжевато-сероватая поверхность земли расчерченная белыми «языками», к востоку поднималась грядой сопок, тоже не обременённых высокой растительностью. Другим был и воздух: более влажным, в нём витали отчётливые запахи морской соли и человеческого жилья. Выбравшись из небольшой ложбинки, к вящей радости, парень увидел это жильё – приземистые бараки и домики из бруса, крытые шифером и толем. А чуть поодаль, на обширной ровной площадке, вальяжно развесив лопасти стоял грузовой вертолет в компании трактора.

«Люди! Цивилизация!!!» − Макс рванул в том направлении спорой рысью – «А вдруг вертолет улетит?»

На счастье парня вертолет никуда лететь не собирался. Под хвостовой балкой стоял невысокий, пухленький человек в крытой меховой куртке, собачей шапке и унтах. Он громко ругался с цивильно одетым аборигеном. Суть конфликта снабженца с местным сводилась к тому, что разгрузить вертолет было не кому. То есть абсолютно! Грузчики, как и большая часть населения посёлка, ушли в долгожданный запой. Ведь намедни с большой земли пришел первый в этом году корабль, и сгрузил на припайный лед, среди прочего, партию «огненной воды». За ударным трудом, последовала столь же ударная пьянка − обстоятельства непреодолимой силы! – так что трактор вот, пожалуйста, а с рабочей силой полный швах!

Экспедитора неимоверно порадовал вопрос: «Что нужно сделать, чтобы с вами улететь?» заданный молодым человеком таких масса-габаритных характеристик, как Максим. А надо было самую малость – коробки и ящики из вертолетного чрева, сложить на прицепленные к трактору волокуши, оттащить их к складу (вон к тому капитальному сооружению из оштукатуренного кирпича; трактором бывалый северянин справиться сам), там по месту распихать привезенное и забрав имеющееся совершить обратные манипуляции – пара часов работы.

Сказано – сделано!

Бешено вращая лопастями, винтокрылая машина, с Серовым на борту, поднялась в воздух и вдоль береговой линии направилась к следующему посёлку. Хорошо когда есть свой грузчик! Михалыч, а именно так звали экспедитора геологической партии, легко закрыл глаза на отсутствие документов, и даже нацарапал справку об утере оных (дикая глушь, алкоголь – дело житейское). Он внес Макса в ведомость, как подсобного рабочего геологической партии: ставка плюс серверные, командировочные сверху. Опять же спецодежда, в виде ватника, нормальных штанов, шапки-ушанки и кирзачей с шерстяными портянками. Так что по результатам у парня появилась официальная возможность вместе с Михалычем и грузом отплыть из Анадыря на юг, и образовывалось достаточно средств на билет в плацкарте и пропитание от Совгавани до Хабаровска.

По прилету на точку тоже выгрузка-загрузка и… баста – даже не нормированный рабочий день когда-то заканчивается! Ужин и постой предоставил местный председатель, особенно сговорчивый от ящика жидкой валюты. Обычный деревянный дом (русские привезли), но Серов даже не представлял, как пахнет в жилище чукчей – мясом и рыбой самой распоследней свежести, немытыми телами и шкурами, выделанными по традиции с применением отходов жизнедеятельности живых организмов. Куча народу, мелкого и не очень, беспрестанно бегают, орут, галдят. Так что проглотить что-либо и заснуть можно было лишь под ударной анестезией. Но об этом даже просить не потребовалось.

Михалыч, строго зыркнув, налил пилоту треть граненого стакана, себе под жвах и намеривался столь же щедро осчастливить Макса. Молодой человек прекрасно осознавая свои возможности, запротестовал на середине процесса, но и этого оказалось достаточно. Не имея столь многолетней тренировки, парень почти сразу «поплыл». И даже несмотря на то, что совсем не собирался всё же раскололся и, на каверзный вопрос нового начальника: «Откуда это ты там взялся, такой красивый?», поведал почти всю историю. За исключением совсем уж личных подробностей…

Скептицизм Михалыча: «Ещё почти не пил, а уже такую пургу несешь!» здорово поубавил хозяин жилища. Он покачал седой головой и, выпустив колечко табачного дыма, улыбнулся во весь беззубый рот и хитро захихикал, от чего и так морщинистое лицо стало похоже на смятую бумагу.

− Ой, глупый-глупый. Ты, однако, к сиртя в гости пошел. Они большие мастаки голову дурить, потому как шаманы великие. Травы, коренья лечебные шибко хорошо знают. Злых духов заговаривать и прогонять умеют. Если доктор не справляется мы к ним-то идем, но если они не захотят, ни за что их селение не сыщешь. И что бы не пугать, никогда не ходим туда где их олени пасутся, − старик задымил как паровоз. – Молодой, вот и глупый, но духи, однако, тебя хранят! − он погрозил пальцем и захихикал совсем нехорошо.

«Что ж вы все тут такие умные?!» − со злостью подумал Серов, принимая намек именно на свой счет, а что бы не сболтнуть ещё чего лишнего, догнался «анестезией» до полной отключки.

Наутро в вертолет грузчик загрузился на автопилоте, и на прочих остановках по маршруту, выполнял свои трудовые обязанности в таком же состоянии. Относительно пристойное состояние удалось обрести только в Анадыре. Там отбил две телеграммы: родителям и в техникум. Мама с папой поймут – не первый раз их сын отправлялся бродить нехожеными тропами. Да и зачетка круглого отличника, в купе с должностью в профкоме, тоже, скорее всего, позволят решить дело с двухнедельным прогулом!